А на рыльской дуге всё цветы, цветы необычайной красоты!..


10 сентября 2024 года


Никого не оставило равнодушным вторжение войск противника на территорию  Курской области. До сих пор все мы  с тревогой наблюдаем за происходящим и оказываем посильную помощь жителям города-побратима Рыльска.

Директор музея Г.И. Шелехова Наталья Волкова передала в редакцию газеты пронзительный репортаж из Рыльска, опубликованный журналистом Виктором Чемодуровым. Публикуем его от первого лица.

По случаю, да ещё на халяву (как, через жену брата, обладающий бонусами родственника хозяина “газели”) съездил на два дня в Рыльск и вывез из своей тамошней берлоги коробов хотя бы двадцать из своего архива, который копил от самого своего рождения ещё при Сталине.

Езда была лёгкой и приятной: и хозяин Володя, и, как я понял, постоянный его пассажир Саша собеседники – ни на минуту не заскучаешь. Володя ездит в Рыльск каждый день, чтобы распродать товарный запас, в который чёрт его дёрнул вложить деньги перед самым вторжением в наши приграничные районы, а Саша – за рыльским домом своим присмотреть, помидоры и огурцы собрать, с собою немного взять, а остальные раздать соседям. Ну, чтобы не сгнили – жалко же своего труда!..

Я тоже слегка осмотрелся, немного помахал косой перед домом, отферментировал и высушил иван-чай, а то отключат свет – сгниёт в морозилке. Прокисшую в холодильнике еду вынес отощавшим без людей до концлагерного состояния рыльским собакам. А порядок наводить даже и не брался ввиду полной бессмысленности – всё равно не успею. Планировал куртку какую-нибудь и какие-нибудь ботинки взять на холода – не взял, сдох на сортировке архива. В общем, с собою взял только бумаги в коробах. И по мере их наполнения проникался уверенностью обречённого, что если Володя столько в машину не возьмёт – пусть без меня уезжает, а я останусь на коробах – расстаться с ними немыслимо.

Кроме коробов, я увозил с собой странное, тёплое, а, в общем, гнетущее впечатление от Рыльска.

Как сказал мне когда-то один Иванэс, ремонтировавший квартиру, “дверь поменялся: какой был, такой не стал”.

Вот и Рыльск за две с половиной августовские недели так поменялся, что какой был, такой не стал…

Всё время, что я там был, беспрерывно доносилась воркотня канонады. Рыльск стоит в окружении границ, они со всех сторон и не на таком уж большом удалении – не больше трёх десятков км. Коренево – жесточайшие бои, Глушково – тоже, причём с разбитыми “хаймерсами” мостами через Сейм. Льгов – тоже бои, а с севера – со стороны Глухова, о котором, как ни в чём не бывало, напоминает дорожный указатель, вполне реальная угроза. Глухов был (а по кровным связям таковым и остаётся) городом-побратимом Рыльска, писатели и журналисты, хозяйственники и чиновники ездили друг к другу на тёплые тусовки… Дорожный указатель в Рыльске указывает даже не направление, а ирреальность и противоестественность происходящего…

Так вот, музыка Рыльска в эти дни – неумолчная канонада. И вокруг Рыльска прямо-таки огненная дуга образовалась. Два-три орудийных выстрела в минуту, не меньше.

У дома напротив стояла машина, а во дворе кто-то возился. Михайловна, пожилая хозяйка, со мной же уехала в Курск. Оказалось, это её двоюродный брат Валентин приехал кормить Шарика. Сказал, что шесть яиц ему сварил, а ветеринары, мол, говорят, что собаке можно только одно в неделю. Да ладно, Валентин, врачи и нам много чего запрещают…

Ещё Валентин просветил насчёт канонады. Он на горке живёт, оттуда пушки слышнее. “Это они в районе кореневских Ольговки, да Комаровки всё с землёю ровняют…”

А у других соседей, выехавших и пережидающих беду на частных квартирах в Орле, другая соседка, Валя, вернувшаяся с мужем откуда-то, кормила козлят. И это хорошо, это всё по-рыльски. Или просто по-соседски.

Только я приехал – вот он престарелый по возрасту, но бодрый по факту пожарный Иван, мы выпили только по чаю, но раскричались друг на друга, в чём-то не сойдясь. Стемнело уже. И вот через собственный крик слышим через распахнутое окно женский голос, явно обращённый к нам.

– Кто там?

– Я это. (Кто, так и не поняли, но неважно). Свет выключите или хотя бы шторами закройте окна. Соблюдайте светомаскировку!

Когда я вышел проводить Ивана и ворота за ним закрыть, увидел сплошную тьму: ни на столбах, ни по хатам ни огонёчка!..

Конечно, я хотя бы по разу в день хорошо поплавал в Сейме. Оба раза из всех купальщиков встретил только Сергея, примерно ровесника моего. Он тоже предприниматель и тоже заканчивает какие-то торговые дела. Со мной поделился своим изумлением: “Вчера первого за неделю и единственного ребёнка увидел на улице”. А я удивлён, что рыльских забальзаковских баб в воде нет. Даже после Ильи они как черепахи Тортиллы часами сидели в воде. А ещё напоминали стаю косаток, которые недавно в каком-то проливе перевернули парусник. А теперь ни одной! Да и вообще ни души, кроме наших с Сергеем двух душ. Арендатор снимает с пляжа последнее имущество – лавки уже убрал, при нас разбирал и увозил туалеты – некому ни плавать, ни траву топтать, ни оправляться.

Только-только начал работать Сбербанк, второй день, хоть и по сокращённому графику, стал работать магазин “Усадьба”, “Пятёрочка” рядом с “Усадьбой” работает, а вот оптовый склад-магазин “Победа” закрыт, “Озон” закрыт, “Магнит” – подальше немного – закрыт вместе с “предбанником”, где установлены банкоматы Сбера. Два частных магазинчика – “Свежачок” и “Полина” – и не прекращали работу, но в “Полине” ниже нижнего предела пустоваты полки – и некоторые поставщики не едут, и в новых условиях логистику придётся по-новому налаживать.

Дважды заворачивал на базар – хотел отдать должок, 200 рублей, землячке Ане. У неё я купил чеснок, а налички не было, в банкомат по жаре было лень – Аня махнула рукой: “Потом отдашь!” Ну тут и началось – “потом” растянулось надолго. Базар не работает. Только два павильончика торговали – в одном было сало, в другом селёдка и прочие продукты моря…

Да, какой Рыльск был, такой не стал… Встречаются и машины, и люди, но мало. Город чистый. Город, в котором некому сорить.

Конечно же, по разу в день, проезжая на велике с пляжа, тормозил напротив дома и мастерской друга-соседа-художника Николая Хистева, и мы заваривали чай, ругались до состояния ненависти, если заговаривали о нынешней политике и политиках, но, почуяв беду нашей дружбе, оба для приличия на минуту замолкали, остывали, заменяли свой кипяток кипятком из чайника и меняли тему.

Я Николаю пачку “Акбара” привёз из своих запасов, и он несказанно обрадовался: в ближней к нему “Полине” чая нет, так что у Николая была только ненавистная ему пыль в бумажных “гондончиках”. О своей эвакуации Николай высказался коротко: “У меня нет плохих предчувствий. Мы никуда”. Ладно, говорю, скоро ещё приеду. Не загадовавши…

И вот что Хистев ещё рассказал. Его сосед занимается ремонтом машин. Рыльские люди пригоняют к нему, и они стоят напротив дома на улице. И вот у парня с чужих машин какая-то сволота поснимала детали. Значит, не надо ни рылянам, ни местной власти самоуспокаиваться, будто мародёров у нас нет, – смотреть надо, организовывать контроль над городом, ловить и наказывать так, чтоб другим неповадно было.

Видел ли я “что-нибудь такое-этакое” в эту поезду – по дороге и в Рыльске? Ну, что-то видел, что-то слышал. Но я помнил и помню, что при режиме КТО мне положено “видеть” предпочтительнее всего цветы. А они в обезлюдевшем чистом городе необычайной красоты. Они как-то стыдливо цветут – цветы, которым почти что некого радовать.

– Вы знаете, мужики, – вздохнул хозяин-водитель “Газели” Володя, – власть права, когда говорит, что возвращаться в Рыльск ещё не надо, это небезопасно. Но если дальше смотреть… Многие из тех, кто выехал, уже сюда не вернутся. Мы ещё не осознаём этого, но жизнь после этого августа и этой канители будет уже совсем другой, чем была…

И я так думаю: какой была, такой не стала и не станет.

Орфография, пунктуация и стиль автора сохранены.